Алла Сумарокова   

— Несколько лет назад вы были вынуждены уйти из Север­ного хора. Теперь не жалеете, что так произошло? — ведь на­шли свою нишу на профессио­нальной сцене.

 — Вы бы знали, насколько труд­но мне было расставаться с Север­ным хором, в который я так стреми­лась попасть и в котором пела пять с половиной лет. Он мне до сих пор снится: я постоянно опаздываю на номер; коллектив уже на сцене, а я все еще за кулисами...

— Наяву вы не опаздывали на номер?

— Нет! Я человек очень собран­ный, очень дисциплинированный. Но всегда была боязнь: не дай Бог опоздать. Вот она и перешла в сон.

Как говорится, что ни делается, все к лучшему. Но уходила я из кол­лектива с очень тяжелым сердцем, со слезами. Пришлось: мы с сыном Темкой были: тогда вдвоем, и в ма­териальном, плане нам жилось очень несладко.

У меня осталась боль за Север­ный хор. Сердце кровью обливает­ся... Ведь он — огромный пласт культуры, там такие песенные фон­ды — россыпи! Сколько бы можно сделать новых постановок в этом уникальном коллективе!.. Его необ­ходимо сохранить.

— Ваша, Алла Николаевна, публика — это кто?

— Она очень разная. Конечно, ветераны приходят на концерты. Но в последнее время я замечаю на­стоящий интерес молодежи к тому, что делаю. Молодые люди подходят после концерта, благодарят за него. Недавно я была в Котласе, пела и песни Великой Отечественной войны, и романсы, и народные песни, и авторские, и частушки. Один моло­дой человек сказал мне потом, что хотел немного послушать и уйти, но остался до конца концерта.

В областной администрации меня в шутку назвали «народной артисткой Архангельской области». Мне очень приятно.

— Молодежь предпочитает в вашем исполнении народные или эстрадные песни?

— Народные. Я слышала слова признательности за приобщение к этим песням. Вы знаете, как мне приятно!.. Если не ошибаюсь, вельчане просили у меня автографы, а потом шутили: придет время, мы их будем на аукционе продавать.

— Полтора года назад вы го­ворили в интервью нашей газе­те, что мечтаете подгото­вить программу, которая бы со­стояла из нескольких отделе­ний: песни пинежские, лешуконские, мезенские... Когда удастся осуществить свое намерение? Пора бы уже, кажется, отдать должное своим лешуконско-мезенским корням...

— Этой зимой моя племянница ездила в мезенскую деревню Кимжа и привезла оттуда подарок — ста­ринный головной убор (повойник и кустышки). Это чисто мезенский убор, кимжанка поначалу не соглашалась продавать его.

Мне хочется, чтобы в каждом от­делении задуманной программы был свой истинный костюм — каргопольский, мезенский и так далее. Поэтому я по крупицам собираю все подлинное, иду к своей давней цели, достичь ее не так-то просто, но я не отступлюсь. Сейчас наши бабушки не хотят расставаться со своими костюмами, сарафанами. Раньше легче расставались — про­давали или дарили.

— У вас в репертуаре есть песни местных авторов. Вы к этим людям идете или они к вам?

— То они, то я. Как, например, родилась песня «Мама моя, мамуш­ка». Однажды на концерт пришла ко мне просто необыкновенная женщина — огромные глубокие глаза, которые светятся искренностью и добротой. Во-первых, она, Ольга Ерошенко, подарила мне картину Сергея Беляева — там Кимжа, куда я петом приезжала к бабушке на ка­никулы. Не забыть, как после тре­тьего или четвертого класса зашла в церковь, где давно не проводили службы, там не было уже икон, но все равно. Оставалась аура, свой­ственная храму, — спокойствие, торжественность. Во-вторых, Ольга подарила мне подборку своих неиз­данных стихов. Вот там-то и были стихи о маме. Я прочла и сразу по­чувствовала — песня. Такие стихи певучие! Я их взяла и пошла в Се­верный хор к Александру Качаеву. Буквально через несколько дней он мне сказал, что написал музыку.

Я бесконечно люблю свою маму. Все, что я как певица есть, — благо­даря ей. Когда меня пригласили в Северный хор, я жила в Холмогорс­ком районе, работала в Доме куль­туры. Спросила у мамы: как быть, ведь Артем мал... Она ответила: «Разве я могу сказать «нет»?» Так вот с маминого благословения и по­шло...

Сейчас можно бы выпустить аль­бом с песнями об Архангельске, с песнями лешуконскими, пинежскими частушками, но нет финансовой поддержки.

Наши авторы интересны по-сво­ему. Очень люблю Евгения Мищен­ко. «Речка Вашка» — ой какая пес­ня!.. Или «Варавинские страда­ния»... Он знает, что я банщица, и написал мне недавно новую песню на стихи доктора Леонида Дегтяря — «Баня». Она шуточная, с прикольчиком. Они принесли мне недавно «Пинежанку» — песню ли­рическую, как река Пинега.

— У вас есть песня на стихи Людмилы Дербиной. Вас не на­стораживало, что она человек, который погубил Николая Руб­цова...

— Нет. Когда я читала ее сбор­ник «Крушина», не знала о ее роли в судьбе Рубцова. Я чувствовала, что ее стихи созвучны моему на­строю души, они меня очень трону­ли.

Мы с Людмилой Александровной очень близко познакомились. Про­шлым летом она приезжала из Санкт-Петербурга в Архангельск, го­стила у меня. Встреча получилась замечательной! Говорили мы, что называется, по душам. Женщина очень умная, очень талантливая. В ней осталась боль, связанная с ги­белью Рубцова. «Это мой крест», — говорит Людмила Александровна.